25 июля родился один из самых «закрытых» актеров советского кино – Андрей Харитонов (1959-2019)
ДОМОГАРОВ НЕ ЗАХОТЕЛ МЕНЯ ИГРАТЬ
— Андрей, в прессу просачивались слухи о вашем якобы бурном романе с Анастасией Вертинской и «дружбе» с алкоголем. Вам приходилось читать о себе нечто невероятное?
— Ни разу. Я всегда очень спокойно к этому относился. Более того – я так долго шел к тому, чтобы с самим собою быть в ладу, что меня лично всегда ничтожно мало интересовало, что обо мне говорят и думают. Сегодня я собой и своей жизнью доволен.
— Творческих ошибок совершили много?
— По жизни у меня было много ошибок, как бывает у всех. А вот творческих ошибок у меня не было. (Смеется.) Самое смешное, что я не шучу.
По поводу слухов я вам расскажу одну историю из жизни. В 1982 году на экраны вышел фильм Бориса Степанцева «Ассоль» по Грину. И вот одна девочка, посмотрев картину, очевидно, влюбилась в этого Грея, которого я играл.
Спустя годы она прочитала в бульварной газете статью о том, что актер Андрей Харитонов подрабатывает в службе эскорта для богатых дам. Уж откуда у журналистов такая информация, я не знаю…
Но у этой барышни случилась психическая травма, причем такая серьезная, что она стала журналистом (ныне самым скандальным в мире желтой прессы). Параллельно стала писать рассказы и пьесы. И написала про меня пьесу под названием «Комплекс принца».
— Это реальная история?
— Абсолютно. Первое издание, опубликованное четыре года назад, вышло с моей фотографией как прототипа главного героя. А судьба этого главного героя (которого «совершенно случайно» зовут Андрей) в ее интерпретации такова.
Он уже хозяин фирмы секс-услуг для богатых, его за 15 тысяч долларов «снимает» какая-то украинская миллиардерша. У них возникает большое и светлое чувство…
Ну написала и написала. Но года три назад другая барышня сняла по этой пьесе фильм. Главную роль предложили Домогарову, он отказался.
И «меня» сыграл Дмитрий Харатьян. Миллиардершу – Алика Смехова, для меня человек очень любимый и не последний.
Фильм дважды транслировался по Первому каналу и назывался «Мой принц». Словом, цирк бесплатный американский на колесах.
Единственная беда: не сообразили – меня на премьеру не пригласили. А то ведь могли такие деньги заработать, показав отрывки из «Ассоль», «Овода»…
— В начале 1990-х вы ушли из Малого и сняли фильм ужасов «Жажда страсти» — с Вертинской, Костолевским, Раковым, собравший кучу призов. Почему же продолжения режиссерской карьеры не последовало?
— А потому что тогда (на заре революции, так сказать) можно было снять частное кино, при этом собрать много денег, прилично заплатить артистам. И даже заключить контракт, по которому его восемь лет показывали по телеку.
Но вскоре заниматься этим стало нерентабельно — все услуги подорожали сразу вдвое. И потом – не в свои сани не садись… Я не собирался быть режиссером. Да, мне это было интересно попробовать.
Я попробовал и понял: можно снимать кино и с удовольствием. Главное — воровать не нужно, тогда все получается. Но если ты хочешь снять картину, где отвечаешь за каждый кадр, то на это нужно положить жизнь.
А я не для этого родился на этот свет. И вообще… Я-то не доживу, но мне хотелось бы застать то время, когда наш кинематограф будет приносить прибыль без воровства.
«А С ЧЕГО АКТЕР ХАРИТОНОВ НАЧАЛ ПИТЬ?»
— Почему вы попали в разряд актеров, которых телевидение преподносит как «сломленных звездной болезнью»?
— А потому что задача телевидения (как собственно и всех СМИ во всем мире) – дезинформировать электорат.
То есть им обязательно нужна либо трагедия либо какая-то другая кака, чтобы произвести сенсационное впечатление на зрителя.
Они же, зная о том, что лет пять-семь я просто бухал, видимо, решили показать нарезку из моих фильмов на фоне «разложившегося персонажа в подворотне».
Сколько таких передач начинали снимать, но когда они встречались со мной, становилось непонятно, про что снимать. Вот если бы я валялся — тогда у них «интересный материал». А человек, у которого все в порядке, мало кому любопытен.
И это не бред – это устройство абсолютно всех СМИ, и тут предъявлять к ним какие-то претензии трудно. Поэтому все время и пишут про измены, про извращения, про крахи… Это как бы события.
— Словом, ваш случай не имеет отношение к звездной болезни, которую вам приписывают?
— А кто приписывает? Собственно мне ее очень трудно приписать.
— Ваши же слова: «Потом у меня снесло крышу и я начал пить».
— Во-первых, я такого не мог сказать. Во-вторых, давайте разберемся: а с чего артист Харитонов начал пить? Если и от болезни, то не от «звездной». Выпивал я с юности, сколько хотел. Пока были силы, как говорится. А потом…
Я знаю многих коллег и не коллег кто наутро встал, умылся и пошел на работу, даже не опохмеляясь, хотя вчера три бутылки сожрано было. Я так уже не мог.
— Считается, что пьянство — болезнь творческих людей. Мол, результат того, что «его талант не востребован»…
— Чушь. Артист на виду, поэтому так говорят. В нашей стране точно также пьют дворники, банщики и директора институтов.
Любой алкоголик вам подведет базу: «меня не понимают», «бабы бросили»… А на самом деле он уже не может остановиться — он болен. Только когда я понял, что все, кранты, я начал искать врача, который бы смог все это тормознуть. Шесть лет назад нашел.
Но, заметьте, все эти годы я не валялся, а работал. Четыре года – на телевидении, где, кстати, лицо артиста Харитонова оставалось за кадром.
Потом началось антрепризное движение. Параллельно снимался в нескольких картинах. А в 2004-ом я уже не пил с 1 января.
«ИГРАЮ ЛЮБОВНИКОВ-ДЕДУШЕК»
— Интересно, кто сегодня ваш зритель?
— Рассказываю. Недавно со спектаклем «Не будите спящую собаку» мы приезжаем в один город. Отыграли. Выходит на поклон Сережа Астахов и начинается «возложение цветов к Вечному огню».
Выходит Эля Бледанс – тоже самое. Смотрю – появляется элегантная дама лет шестидесяти, в английском костюме и с одной розочкой. Думаю: «Моя». И точно! Так что мои зрители остались со мной.
И когда меня укоряют за то, что иногда появляюсь в скандальных передачах, я отвечаю: «Их может посмотреть мой зритель, потому что у него нет денег пойти на мой спектакль». Я не лукавлю, когда говорю, что чувствую ответственность перед этими людьми. В свое время они сделали для меня ВСЕ.
— Какие собственные роли лично вам дороги?
— За всех своих персонажей, даже за тех, кто появляется на три секунды, я отвечаю и всех их очень люблю.
Но при этом, конечно, есть роли лично для меня этапные, знаковые по моей шкале. Тот же «Овод» само собой, поскольку это дебют. После «Человека-невидимки» меня дети стали на улице узнавать… (Смеется.)
— Под «знаковые» что еще подходит?
— Туробоев — в фильме «Жизнь Клима Самгина» по Горькому. Во-первых, эта роль, которая была отдана мне режиссером Титовым на откуп, сделана мной от начала и до конца.
Во-вторых, мой герой с экрана не сказал ни слова, под которым я бы даже сейчас не подписался. И роман – гениальный!
Поистине энциклопедия русской жизни – потому что мы все из этого дерьма вышли. В результате получилась великолепная картина. То, что она очень не вовремя вышла — это другое дело.
— Ностальгия по хорошему материалу, режиссуре в вашей жизни есть?
— Нет. У меня к этому такое отношение: «умерла, так умерла». Прошлым начинают жить люди, у которых нет будущего. Понимаете?
Говорить: «Ах, в наше время боржоми был крепче!» Может, и был. Но это надо забыть раз и навсегда и иметь то, что ты имеешь сегодня.
— То есть вы не из той категории, что «застрелятся», если их не утвердили на главную роль?
— А зачем? Есть огромное количество прекрасных артистов, которые это смогут сыграть.
Потом опять-таки, в моем возрасте, — какие главные роли? Я всегда четко понимал, что «герои» — это до тридцати лет.
А после придется играть папу, дядю или дедушку, то есть создавать антикварно-художественный фон для героя. Вон в «Обручальном кольце» я дедушку играю…
То есть да, он охмуряет и двадцатилетних, и у самого у него любовь невероятная. Но при этом у дамы, к которой мой герой все с постелью пристает, — уже внуки.
«ХОЧУ СЫГРАТЬ ГАННИБАЛА ЛЕКТЕРА»
— Для полноты портрета. У вас есть вредные привычки, слабости, которые вы любите?
— Из вредных одна — курение. Курю я с седьмого класса. И слабость у меня тоже одна – люблю смотреть кино.
Хожу в кинотеатр «Октябрь» потому что там самый большой экран, на первый либо на последний сеанс. Причем, даже самое поганое кино смотрю до конца. Так что я очень благодарный зритель.
— Вы снимались, играли в театре, занимались режиссурой… Что из этого списка вам ближе? Или была «жажда страсти» попробовать все?
— Попробовать все – да. Но я – артист и ничего интереснее быть не может. Все говорят: «Ах, эта антреприза, антреприза…»
Я считаю, что уровень антрепризы зависит только от профессиональной нравственности исполнителя.
Например, антрепризу «Заложники любви с Наташей Егоровой, Светой Томой, Игорем Бочкиным, а сейчас – с Александром Панкратовым-Черным мы играем уже девятый год. И проехали всю страну не один раз.
Уже приходит новое поколение, которое приходят смотреть этот спектакль. Я не считаю, что если бы я играл в любом стационарном театре какую-нибудь британскую дребедень, того же Гамлета, чувствовал бы себя лучше. Более того, мне не хочется Гамлета играть…
— Тогда чего хочется?
— Из того, что я видел в мировом кинематографе, мне очень бы хотелось сыграть Ганнибала Лектера. Очень!
Причем именно из той части, которая называется «Ганнибал». «Где мозги едят?» — спрашивают. «Да, — говорю, — где мозги едят!» Потрясающе!
То есть это такой высший пилотаж, такая поэма о любви. И Джоди Фостер такая дура, что отказалась там сниматься… То есть это тот материал, который мне интересен. Все остальное я уже играл.
— А театр?
— Я вам скажу сейчас про театр. Театр сейчас превратился в место, куда исключительно ходят посмотреть на тех, кого показывают по телевизору.
Я говорю о массовом зрителе, а не о тех трех процентах, которые ожидают духовного откровения. Организаторам нужны сборы. Сейчас же никаких других ценностей не осталось, кроме денег. Деньги! На любом уровне.
— А для вас какие ценности на первом месте?
— Из нравственных, естественно, на первом месте — библейские. Я люблю и ценю свою профессию.
Но при этом для меня совершенно не в лом сказать честно: дайте мне столько денег, сколько мне нужно, и вы вообще забудете, как я выгляжу.
— Чем бы вы тогда занимались?
— Ничем. Жил бы своей жизнью, отдыхал. Повторяю: я очень люблю свою работу, но я не живу, чтобы работать. Возможно, путешествовал бы или, наконец, залег читать книги. Или продюсировал.
Может, занялся компьютерной графикой — это намного интереснее профессии актера. Но не находился бы в том состоянии, в котором вынуждено находиться практически все наше поколение.
И поколение постарше, то есть решать проблему выживания, заработка. Тем более, что у меня семья, мама на пенсии, собака…
Хотя я умею делать все, но деньги я зарабатываю актерством. Поэтому, например, в прошлом году было сыграно 200 спектаклей и почти каждый следующий в другом городе.
А все выходные – съемки. Даже хорошенько выспаться не всегда удается. А если я девять часов не поспал, то я уже так потихонечку всех ненавижу…
— И последний вопрос. С какими мыслями вы встречаете свой юбилей?
— Прожив 50 лет, я знаю одно. За все эти годы я никому не сделал сознательно зла, никого не предал и никому ничего не должен. Ни в буквальном ни в переносном смысле!
Да, мне многие помогали в профессии, но за эту помощь я всегда расплачивался своим трудом. И он всегда был качественным. Мне стыдиться не за что. И я имею в результате что? Чистую совесть, которая мне позволяет совершенно спокойно смотреть на все, что происходит вокруг.
