19 июля знаменитому актёру, писателю, обладателю ордена Британской империи «за лучший экранный образ Шерлока Холмса» Василию Ливанову исполняется 88 лет!
Будучи членом редколлегии газеты «Совершенно секретно», он тогда часто заезжал к нам в редакцию – за десятком чашечек кофе, покуривая (нет, не трубку, а почему-то тоненькие, похожие на дамские сигареты), поговорить о «трудных путях России», «кто виноват» и «что делать».
Услышав из коридора неподражаемый ливановский тембр, многие сотрудники «Совсека» не могли пройти мимо. Бунтарь и правдоискатель с рождения Василий Борисович всю жизнь был с кем-то в вечном противостоянии и ведении «военных действий».
До победы «дрался» то с ветряными мельницами, то с конкретными недругами, а в тот период – с Госкино России, его тогдашним председателем Арменом Медведевым и продажными чиновниками.
Помню, в 1998 году наша публикация «Василий Ливанов против синемафии. Кто и как ворует в нашем кино» наделала много шума.
Тогда Ливанов рассказывал, что был назван в честь великого русского актёра Василия Качалова, как в детстве мечтал стать конюхом либо ломовым извозчиком, но потом гены взяли своё.
Захватывающе рассказывал о кино, о съёмках, своих друзьях и врагах, о своей жизни, полной невероятных приключений и страстей.
Один папа – легендарный народный артист СССР, лауреат пяти Сталинских премий Борис Николаевич Ливанов чего стоит!
Или история о том, как за нелицеприятный отзыв об отце Василий Ливанов когда-то отправил в нокдаун Андрея Тарковского… Сейчас-то понятно, что все его истории надо было записывать, но я, к сожалению, сделал всего несколько интервью с ним.
Семь лет назад, к его 80-летию, я под впечатлением от его только что вышедшего двухтомника мемуаров предложил ему обстоятельно поговорить – вопросов были десятки. Но он откладывает встречу до сих пор.
Понять его можно – он уже высказался в своих книгах, а копать «ещё вглубь», видимо, не считает нужным. Надеюсь, еще передумает. Предлагаю самые яркие фрагменты из рассказов Василия Ливанова, записанные в разные годы.
ГОЛОС — МОЙ ХЛЕБ
— Василий Борисович, существует народная версия: у вас такой неподражаемый голос потому, что одно время Ливанов…
— (Перебивает.) Сильно злоупотреблял алкоголем? На самом деле всё было, конечно, не так. У меня был нормальный усреднённый баритон.
Но на съёмках картины «Неотправленное письмо» режиссёр Михаил Константинович Калатозов (кстати, мой «крёстный» в кино) «для большей документальности изображения» предложил нам озвучить зимние сцены прямо на улице.
В 40-градусный мороз! Из этого в итоге ничего не вышло: сильнейший ветер, микрофон бум-бум-бум, и, хотя мы там орали от души, получился брак. А голос я сорвал. Потерял вообще.
Потом он восстановился и стал такой вот скрипучий. Сначала я очень расстроился, а потом понял: голос — мой хлеб. Ведь на улице меня никто не узнает, настолько в жизни я отличаюсь от моих героев. А стоит сказать всего одну фразу, и всё…
Ещё великий итальянец Сальвини сказал: «Актёр — это голос, голос и голос!»… Однажды мы ехали из Питера от нашего общего друга с Володей Высоцким, курили в тамбуре и очень бурно дискутировали по поводу детской литературы.
Потому что Володя задумал детскую книгу в стихах, а у меня уже был «сказочный» писательский опыт плюс работа в мультипликации.
Вдруг смотрим: блондиночка-кондукторша высунулась из купе и смотрит на нас заворожёнными глазами. Володя ей раздражённо: ну чего тебе? А она и говорит: «Я в жизни двух таких голосов не слыхала!»
— Кстати, как вы попали в мультипликацию?
— Во-первых, я с детства человек рисующий. Во-вторых, — закончил художественную школу. А в-третьих, попал, честно говоря, случайно.
Когда заканчивал Высшие курсы режиссёров кино, я написал три сказки «Самый-самый-самый», «Любовь голубого кита» и «Честный друг Жираф». Их почему-то боялись публиковать, редактура всё находила то нежелательные аналогии с властью, то скрытый политический подтекст…
Я пришёл в газету «Литературная Россия» за очередным отказом, а навстречу мне — высокий худой человек в красном пушистом свитере, с большой сигарой. И говорит: «Сказки мне понравились. Будем публиковать!» Оказалось, это Лев Кассиль.
Когда их опубликовали, «Союзмультфильм» предложил мне написать сценарий, а заодно и поставить. Мой художественный руководитель на Высших режиссёрских курсах Михаил Ромм сказал: «Ставь! Это будет твоя дипломная работа».
В итоге за мультфильм «Самый-самый-самый» я получил диплом с отличием. Так и проработал в мультипликации 7 лет — с 1965 по 1972 год.
— Чем больше всего эти годы запомнились?
— Я счастлив, что работал вместе с Фаиной Раневской и Риной Зелёной.
Так появились Карлсон, крокодил Гена, Удав. Кого я только не озвучивал — котов, псов, волков, пиратов, бармалеев, и земноводных, и подводных, не говоря уж о летающих…
Во всех наших мультфильмах масса импровизации, мы очень любили это дело. Например? В «Малыше и Карлсоне»: «Я пришёл к тебе на день варенья… день рожденья!» — чистая импровизация. Ещё мы с Фаиной Георгиевной Раневской «шалили».
Она говорит: «Вася, я хочу уесть телевидение. Терпеть его не могу». И появился текст, которого не было в сценарии. Помните, Фрекен Бок восклицает: «Сейчас приедут с телевидения, кого я им покажу?»
Карлсон отвечал: «Меня! Я красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил». «Но на телевидении этого добра навалом!» И тут я «уедал»: «Но ведь я же ещё и талантливый!»
С ЮЛИАНОМ СЕМЁНОВЫМ ПОЗНАКОМИЛИСЬ ВО ВРЕМЯ ДРАКИ
— Правда, что с юности у вас было железное правило на съёмках обходиться без дублёров?
— Был даже случай, когда пришлось подрабатывать каскадёром за другого. Снимался фильм «Браслет-2», где я играл наездника.
И нужно было сделать сложнейший трюк: свалиться в денник к молодому жеребцу, который в пене метался как сумасшедший, прокатиться у него под брюхом и выскочить в дверь. Причём упасть нужно было со стены высотой метра три с половиной.
Циркач-каскадёр, когда ему объяснили, что надо делать, сказал: «Да ни за какие деньги!» Говорю режиссёру: «Снимай меня. Но заплатишь втройне».
300 рублей — по тем временам немалые деньги! Ударили по рукам. Вместо одного мне пришлось делать три (!) дубля. А тот платить ни в какую. Тогда я схватил кнут и за ним — так хотелось его протянуть… Жаль, не догнал.
— Так вы драчун?
— Вовсе нет. Махать кулаками и пить водку можно либо по молодости, либо по глупости. В жизни можно по-другому проявить себя не менее жёстко и основательно.
— А в детстве вас часто били?
— И я, и меня. Однажды меня просто зверски избили за то, что я отказался ограбить… собственный дом. В каждом дворе была шпана, 15-16 лет, которая верховодила. Меня заставляли украсть у отца папиросы. Я отказался.
Тогда они приказали четырём товарищам ровесникам из моей же компании избить меня на их глазах. Это было страшное бандитское садистское насилие надо мной и над ними. Помню один — по прозвищу Кавалерия — когда бил, плакал.
Но иначе отлупили бы их. Мне сильно изуродовали лицо, выбили зуб и сбросили в люк нашей котельной. Я пролетел метра два и до вечера там отлёживался.
Но через какое-то время каждого из обидчиков я наказал — всем морду разбил. Кроме Кавалерии. Зато меня навсегда оставили в покое.
Кстати, с писателем Юлианом Семёновым мы познакомились как раз во время драки. Это было году в 1956-м, под утро на улице Горького.
Мы шли с моим другом композитором Геннадием Гладковым с большой холостой гулянки, и, как Гагрантюа и Пантагрюэль, решали сакраментальный вопрос: жениться Гладкову или не жениться.
Девушка, с которой он познакомился, ему очень нравилась, но был червь сомнения… И вдруг возле ресторана «Астория» наблюдаем картину: какой-то парень, прижавшись к стене дома, отбивается от четверых здоровенных лбов.
Мы даже сначала загляделись — уж больно здорово он это делает! Профессионально. Но всё равно: четверо на одного — несправедливо.
И вмешались. После первого обмена ударами и громких нецензурных воплей, они сбежали, а мы остались втроём.
Познакомились. Он назвал свою фамилию, очень похожую на название какого-то тропического растения — Ляндрес. Юлик Ляндрес. С тех пор началась наша многолетняя дружба… А Гладков всё-таки женился. И очень удачно!
ВАСЬКА-КОТ С ПЕЛИКАНОМ
— Это правда, что вы с Геннадием Гладковым дружите с самого детства?
— Да, нашей дружбе более 75 лет, мы дружим со второго класса. Вообще школа у нас была очень необычная — 170-я, мужская.
Она дала огромное количество талантливых людей — журналистов, писателей, художников, актёров. В ней учились Эдуард Радзинский, Андрюша Миронов… Многие. Несмотря на то, что это была самая рядовая районная школа в центре Москвы.
— У вас была школьная кличка?
— Васька-Кот. В основном Кот, потому что Васька. А у Гладкова было прозвище — Пеликан.
Он был блондин с большим носом, когда ходил, чуть сутулился и жутко напоминал птицу пеликана. Сокращённо — Пиня. Для меня он так и остался Пиней на всю жизнь.
В классе меня очень любили, потому что я был этаким изобретательным хулиганом. Я уже тогда много рисовал — в основном карикатуры на своих товарищей и (что пользовалось самым потрясающим успехом) на всех учителей.
Придумывал разные выходки. Например, отвечая у доски, вставал на цыпочки внутри валенок и «вырастал» на целую голову. Медленно-медленно, при этом бойко отвечая на вопросы учителей.
Те смотрели полубезумными глазами, а класс просто умирал от смеха. Но мне почти не попадало. У нас в школе было «золотое» правило: ты мог сколько угодно озорничать при одном условии — если блестяще учился.
Вот это сочетание блестящих отметок с хулиганским поведением считалось высшим классом в нашей компании. Гладкову нельзя было хулиганить, так как он был старостой, зато он был лучший драчун.
Когда от класса нужно было кого-то выставить на поединок, — выставляли Гладкова. Примерно с пятого класса мы уже начали писать песни — я стихи, он — музыку. Тем более, что уже тогда у нас вдруг проявился интерес к девочкам…
ОКАЗАЛОСЬ, НАСТУПИЛ НА ГРАБЛИ
— Вы влюбчивый человек?
— Я был страстно влюблён только в двух своих жён. Первая моя любовь была юношеская — в 17 лет. Она была старше, но я был влюблён безумно. Она была дочкой академика, а я — шпана московская.
Ходил в сапогах, в кепке такой специальной, которую можно было купить на Перовском рынке. Барышня и хулиган, словом. Когда я приходил в университет встречать её, девочки у гардероба быстро хватали свои сумки. А ей вот нравилось с таким парнем гулять.
Она вышла замуж за другого, родила двоих детей. А через семь лет вышла замуж за меня… Это была моя сумасшедшая попытка вернуть свой роман вчерашнего дня, но оказалось, что наступил на грабли. Больше я на грабли не наступал…
А вот со второй женой, Леной, художником-постановщиком в мультипликации, у нас настоящий роман — мы вместе уже почти 50 лет.
— Можете назвать ваш самый безумный поступок по отношению к женщине?
— Свою первую жену я украл! Я работал на первом московском конном заводе табунщиком и параллельно снимался в «Слепом музыканте». А она жила с мужем в трёх километрах от завода в посёлке.
Мы семь лет не виделись, но я все эти годы её помнил, иногда звонил. Выпросил у знакомых шикарный старинный экипаж прошлого века, пролётку. Запрягли двух лошадей, один мой друг в козлах и двое — верхами. Я ей позвонил, попросил, чтобы вышла к калитке.
Она вышла. «Хочешь прокатиться?» «Только недалеко». Я крикнул: «Трогай!» И мы тронулись… с бешеной скоростью. Она говорит: «Сейчас выпрыгну!» «Прыгай!» Короче, я привёз её на завод, и это была наша первая ночь…
Между прочим, свою вторую жену я тоже, можно сказать, «украл». В день нашей серебряной свадьбы мы обвенчались. Выходим из храма, — стоит роскошная тройка лошадей.
Гостям было интересно: чья такая, кто приехал. А я откинул полог и предложил Елене прокатиться. Крикнул: «Трогай!» Она была в восторге!
ЗАКОНЫ ЛИВАНОВА
— Поэт и сценарист Геннадий Шпаликов сказал о своём поколении: «Все мы ушибленные Хемингуэем!»
— И это чистейшая правда! Все мы были «ушиблены» его книгами. В те годы редко у кого не висел знаменитый портрет — Хемингуэй с бородой и в свитере.
Тогда все запоем читали его рассказы, где герои только и делают, что пьют и дерутся. Мы не отчётливо понимали, плохо это или хорошо, и к чему это приведёт, но, тем не менее, это влияние «накрыло» целое поколение.
При общении выпивка, и немалая, тогда была обязательным ритуалом. Много и долго пить в творческой среде — стало модой.
Так что наша генерация была этим самым «зелёным богатырём» пропитана насквозь. К великому сожалению, многие из моих друзей, которых я безумно люблю и всегда помню, уже не могли остановиться.
— Лично вас это коснулось?
— Отвечу так: я тоже любил его рассказы. Но понимаете — все мы были безумно молоды. А в молодости можно всё. Помню, в Питере большая компания — художники…
Поэт Иосиф Бродский всю ночь читает свои потрясающие стихи… красивые женщины… старинный рояль… очень много выпивки, почти нет закуски… Тогда я мог час проспать на коврике под роялем, встать и пойти на съёмку. Свежий как огурец!
Я очень любил дагестанский коньяк. Этикетка — козёл с такими с тараканьими усами… Не поверите! Вдвоём с другом за вечер мы могли выпить бутылок шесть этого коньяку.
Такое, правда, бывало нечасто. А потом и вовсе пришлось дать по тормозам. Кто не смог, закончил жизнь трагически. Среди них — талантливейшие люди. Рюмку ещё никто не побеждал.
— Какие собственные законы вы никогда не нарушаете?
— Я никогда не говорю ни одного плохого слова о женщинах, с которыми дружил. Никогда не предаю своих друзей. Никогда ни о чём не жалею.
Никогда не хотел бы свою жизнь прожить заново. Я очень люблю свою родину, свою страну Россию и всегда старался привить это своим детям. И никогда бы не хотел родиться в другой стране.
— Ваш портрет в роли Холмса — в охотничьей войлочной шляпе и с трубкой — украшает серебряную двухдолларовую монету, выпущенную в Новой Зеландии. Чем Василий Ливанов отличается от этого вашего экранного героя?
— Отвечу вам такой историей. Однажды я выступал в очень серьёзном правоохранительном учреждении — в клубе КГБ. Зал был полон золотых погон.
И мне задали такой вопрос: «Скажите, пожалуйста, вы семь лет снимались в образе Шерлока Холмса. Могли бы сейчас раскрыть уголовное дело?» Я сказал: «Дорогие товарищи! Игорь Кваша сыграл Карла Маркса. Я не думаю, что он пишет продолжение «Капитала».
КОНТРРОЗЫГРЫШ ОТ АНДРЕЯ МИРОНОВА
— Вы сказали, что любите импровизацию. Разыгрывали друзей?
— Понимаете, с моим голосом это невозможно делать, скажем, по телефону. Мы бесконечно разыгрывали друг друга, когда снимались у Рошаля в фильме «Год как жизнь».
Там такая весёлая компания собралась — Андрей Миронов, Игорь Кваша, Никита Михалков, Арка Шенгелая… Чего там только не было! Однажды в воскресенье 1 апреля я вызвал Миронова к 8 утра якобы «на досъёмку фильма».
Попросил свою жену позвонить ему якобы от имени помощника режиссёра. Он, конечно, примчался и выломал дверь, поставил на уши всю охрану, потому что думал, что опоздал. А там — никого! Вообще Андрей был очень легковерен, разыгрывать его было одно удовольствие.
Он придумал контррозыгрыш и отомстил мне. Мы ужасно голодные после ночных съёмок шли по тёмному коридору в буфет, где жратва была просто неудобоваримая, кошмарная. Андрей говорит: «Хочешь шоколадку?» «Конечно, хочу!»
Даёт мне шоколадную медальку без обёртки. Я её бросил в рот и жую. Чувствую: жёсткая, несладкая, только зубы слипаются. Оказывается, он подсунул большую сургучную пломбу — от двери оторвал!
А каков был Сергей Мартинсон! Озорник ну просто фантастический. Любил придуряться этаким немощным старичком, дышащим на ладан. А сам…
На съёмках «Ярославны — королевы Франции» (я там играл бродячего рыцаря Бенедиктуса, а Сергей Саныч — французского епископа) на мне была семикилограммовая кольчуга, тяжёлые сапоги сыромятные, тяжёлый ремень с огромной пряжкой.
Смотрю: еле-еле ковыляет к автобусу, где мы переодевались, а там ступенька — метр от земли. Я, конечно, бросился его подсаживать. Он еле бормочет: «Вася, спасибо, дорогой».
Подсадил, только повернулся спиной и… вдруг как будто меня огрели кувалдой! Я бежал, наверное, метров двадцать, чтобы удержаться на ногах. Оказалось, это Мартинсон прямо со ступенек прыгнул мне на плечи…
А самый легендарный прикольщик был Всеволод Санаев. В актёрской среде все знали, что Санаев может довести партнёра до истерики, до коликов, причём, в самый неподходящий момент. Он ещё, когда работал во МХАТе, этим славился.
У нас с ним были пробы в «Коллегах», и, зная об этой его манере, я попросил: «Всеволод Васильевич, я начинающий актёр, мне очень важно получить эту роль, умоляю ради Бога: на съёмке сдержитесь!»
— Ну и…
— Со скрипом, но он откликнулся на мою просьбу.
ЛЮБОВЬ К СВОИМ НЕДОСТАТКАМ
— Кто ваш самый любимый актёр?
— У меня нет «самых любимых». Самый любимый — отец, но он отец и для меня — целая актёрская школа.
И вообще я не люблю раздачи номеров: «актёр №1», «самая красивая женщина кино». Это же не концлагерь. Есть самые любимые партнёры.
Из женщин — Тамара Сёмина, блистательная актриса, человек прекрасный. А из мужиков, к великому несчастью, ушедший из жизни на взлёте мой друг Виталий Соломин, и Армен Джигарханян. Изумительные партнёры!
— Вы известный правдоискатель – всегда с «шашкой наголо». Неужели никогда ничего не боялись? Людей, неприятностей…
— Ужасно боялся. Чкалова! Когда Валерий Палыч погиб мне было три года.
Он жил в нашем доме, и мой отец очень дружил с ним. Он казался мне страшным, потому что был такой огромный, мощный, видимо, меня, ребёнка, пугала энергетика его личности.
Помню, стою во дворе и боюсь войти в дом, потому что у подъезда стоит Чкалов. В чёрной шинели. Потом я узнал, что на самом деле он был очень добрый, ласковый и бурно нежный…
А неприятностей чего бояться?! Подумаешь, долго звание не утверждали, потому что был беспартийный. Говорили, мол, ты там в списке представленных на «Заслуженного».
Но тебе обязательно нужно зайти в партком Союза кинематографистов, который этот список утверждает, на собеседование. Я естественно не явился, и меня не утвердили… Ливановы никогда не состояли в партии, но и не были диссидентами.
— Почему ни то, ни сё?
— Отец гениально сказал. На огромном банкете, посвящённом первым сталинским лауреатам, проговорив час с моим отцом о МХАТе,
Сталин при всех громко спросил: «Борис Николаевич, а почему вы не в партии?» И тот без паузы ответил: «Иосиф Виссарионович, потому что я очень люблю свои недостатки!» Сталин расхохотался.
— Назовёте самый любимый фильм с вашим участием? Неужели «Шерлок Холмс»?
— Это фильм, который навесил на меня самый большой ярлык. Всё-таки 11 серий за семь лет.
Конечно, я его люблю. Что интересно: сами англичане нас с Виталием Соломиным признали лучшей парой континента всех времён.
В музее на Бейкер-стрит мой портрет висит на самом почётном месте среди англичан – исполнителей этой роли. Мне приятно, что в книге отзывов музея высокую оценку моей работе дали Маргарет Тэтчер, Питер Устинов и Грэм Грин.
А до этого была картина, пользовавшаяся тоже потрясающей популярностью, — «Коллеги» по повести Аксёнова о трёх врачах. Коллеги там — Лановой, Анофриев и я. Это фильм рекордист — собрал столько же зрителей, сколько «Чапаев».
Он вышел в самом начале «оттепели», в 1962 году. А сегодня лучшей своей актёрской работой я считаю роль Дон Кихота в ленте «Дон Кихот возвращается» и для себя профессионально ставлю её выше Шерлока Холмса. Вот эти фильмы, так сказать, веховые в моей актёрской биографии.
— Сегодня приглашают сниматься?
— Приглашать-то приглашают, все эти роли я категорически отвергаю. Криминально-глупые картины — идиотско-американское кино на русский лад.
Драматургия вся построена на кровище, насилии, сексе, высосана из пальца и к реальной жизни никакого отношения не имеет. Позориться только.
